Человеческая психика является универсальным инструментом адаптации к изменяющимся условиям среды. При этом, адаптивные функции свойственны не только сознательному, но и бессознательному уровням психики. Особыми адаптационными функциями бессознательного наделены архетипы.
Архетип — вид, способ, с которым бессознательное действует на сознание. Эти «виды действия» (паттерны) заложены в природе человека; на данном этапе считается общепринятой парадигма, что как таковые паттерны происходят от инстинктов. При рождении у человека в памяти потенциально уже содержатся все архетипы, поэтому терминологически и используется название «коллективное бессознательное», что подразумевает совокупность архетипов.
Согласно К. Г. Юнгу архетипы являются структурно-формирующими элементами внутри бессознательного. Из этих элементов «вырастают» архетипические образы, которые доминируют и в существовании личных фантазий, и в мифологиях всей культуры. Они имеют тенденцию появляться как основные паттерны — повторяющиеся ситуации и персонажи. Особый интерес в контексте индоевропейской культуры представляет архетип Волка.
ИЗЛОЖЕНИЕ ОСНОВНОГО МАТЕРИАЛА
Мирча Элиаде описывает архетип Волка как один из базовых в становлении традиционной маскулинности индоевропейских народов. Опираясь на исследования Л. Вайзер, О. Хефлера, Ш. Викандера, Г. Виденгрена, X. Жанмэр и Ж. Дюмезиля Мирча Элиаде проводит культурно-исторический анализ индоевропейских воинских братств, их религиозной идеологии и ритуалов инициации. Наиболее раннее упоминание о воинских братствах ликантропов М. Элиаде находит в ведических текстах, затем в зороаштрийском Иране, у дорийцев Спарты, в скифо-сарматских племенах, в племенах германцев, кельтов и славян со времен Поздней Античности вплоть до Великого переселения народов. Исследователь приходит к выводу, что все индоевропейские народы эпохи Древнего мира, Античности и даже Раннего Средневековья практиковали общую систему верований, ценностей и ритуалов, характерных для воинских братств молодых мужчин. Немаловажен следующий факт: суть воинской инициации заключалась в ритуальном превращении молодого воина-волка путём инвокации магического религиозного опыта, кардинально трансформировавшем личность инициируемого.
В древнегерманских племенах прошедших такую инициацию называли berserkir — «воины в шкуре медведя» либо же ulfhedhnar — «люди в волчьей шкуре». Ключевым моментом инициации было именно то время, которое воин проводил в надетой шкуре зверя: оставаясь человеком, он был одновременно волком; при этом волчье альтер-эго выступало не столько как зооморфный (зоопсихологический) феномен, сколько как нуминозный, архетипический. Описанное явление можно проиллюстрировать разницей между реальной внешностью волка или медведя и их геральдическими изображениями или символическими образами на страницах старинных манускриптов.
Мирча Элиаде отмечает, что вера в ритуально-экстатическую ликантропию носит всеобщий, универсалистский, т.е. архетипический характер, она представлена во всех основных древних культурах мира: Европы, Азии, Африки, Северной Америки. И уже в те далёкие от современности времена эта культура выступала архетипической архаикой, бросавшей вызов текущей культуре и игнорировавшей её нормы и ценности. «Волки на двух ногах», как их называли в древнеиранских текстах, по отзывам современников были гораздо опаснее волков на четырёх, поскольку были кровожаднее, циничнее и демонстративнее. Бродяжничество, воровство, оргии, разбой, террор, истязания, мучительные убийства, каннибализм – всё это мы встречаем в описаниях деятельности различных исторических mannerbund.
Такое же влияние архетипа волка наблюдается не только на уровне контркультурном, но и на индивидуальном. Ликантропия вплоть до периода новейшей истории была наиболее часто встречающейся формой одержимости. Геродот писал о некоем северном народе нуров (нервов), способном превращаться в волков. В дальнейшем древние греки полагали, что к северу от Дуная находится загадочная и страшная страна кинокефалов – псоглавых людей. В Средние века ликантропия стала едва ли не основной формой одержимости в Европе. Особенно много таких случаев было зарегистрировано во Франции. Последователей и подражателей мифического царя Ликаона в Европе называли оборотнями. Боден писал: “Немцы называют их “Wervolf”, французы “loups-garous”, пикардийцы – “luops-varous”. Франсуа Фебус, граф де Фуа в своей «Книге Охоты» утверждал, что название “garous” означает “gardez-vous”, «берегитесь». В Пуату и Жиронде считали, что оборотень – драчливая тварь, рыщущая в поисках любовных приключений. В Дордони “loups-garous” превратилось в “liberous”, в Берри они стали “loups-berous”. В Бретани оборотней называли “Bisclaverets”, в Нормандии – “Garwalls”. Слово “versipelles” позднее уступило место латинскому “gerulfus”, которое воспроизводит саксонское “garwall”, “garou”, “werevolf” и означает «человек-волк». Джиральд Комбренсис в своей «Топографии Ирландии» утверждал, что некоторые из представителей рода Оссипианов каждые семь лет превращались в волков или волчиц, а затем возвращались к прежнему виду. Вот типичная фраза из французских средневековых хроник: «Многие люди сделались оборотнями. Оборотень – это дикий зверь. Когда он сильно разъярится, то пожирает людей, творит множество бед и уходит в большие леса».
Не менее информативной в отношении клинических проявлений архетипа волка является и одна из наиболее известных книг Средневековья – «Молот ведьм», в которой вопросам одержимости сущностью волка отводятся десятки страниц и отмечается, в частности, наиболее важная психологическая особенность ликантропа – неудержимое стремление убивать. Распространенность этого феномена в западной Европе тех времен была такова, что в 1573 году в одной из французских провинций был принят закон об истреблении волков. Оставляя в стороне сугубо физиологический аспект (впрочем, существуют данные одного судебного протокола в Анжере, датированного 1598 годом, согласно которому оборотень при многих свидетелях продемонстрировал превращение своих рук и ног в волчьи), мы можем сказать, что такая «укорененность» данного архетипа в коллективном бессознательном не может не быть связана с глубинными адаптационными механизмами психики.
Пробуждение архетипических черт волка у современного человека является регрессом, и с этой точки зрения может трактоваться как аномалия. Однако если рассмотреть этот феномен с более широких позиций — адаптации всей психики человека, включая и бессознательное, то мы начинаем видеть в нём иные принципы адаптации и филогенеза, нежели привычные нам социально-антропологические. Архетип Волка, будучи инициирован спонтанно или произвольно, вырывает человека из привычного ему цивилизованного мира, наделяя его очень древними и специфическими, но очень сильными средствами защиты и действия. Архетип волка, как и всякий другой, синкретичен, а значит противоречив с точки зрения сознания и здравого смысла. Он содержит как негативные, так и позитивные свойства в недифференцированном состоянии. К примеру, наряду с кровожадностью столь же неотъемлемым атрибутом архетипа Волка является невероятная устойчивость к боли и лишениям. В «чистом», манифестированном виде архетип подобен стихийной энергии природы: никогда нельзя заранее предсказать, чего больше она принесет – пользы или разрушений. Однако, если мы подразумеваем сознательную конструктивную работу с архетипами, так как это представлено в концепциях К.Г.Юнга, Э.Ноймана, М.-Л. фон Франц и в концепции радикалов Каина и Авеля Л.Сонди, то сознанию предстоит трансформировать архетип в доступные, понятные и действенные символы. Активность сознания при этом имеет решающее значение, и именно присутствие аналитика может помочь личности использовать энергию и смыслы архетипа для созидательной деятельности.
В данном ключе следует сразу оговориться о реальных объемах такой способности сознания. В рамках прикладной и исследовательской деятельности Ассоциации глубинной психологии «Теурунг» мы постоянно убеждаемся в мощи и силе глубинных энергий архетипов. Индивидуальное сознание человека, в котором этот архетип пробудился, может трансформировать энергию архетипа лишь в небольшом объеме – именно поэтому в древности практиковались групповые ритуалы и взаимодействие с архетипическими ресурсами носило характер альтернативной культуры (контркультуры). То же самое мы наблюдаем и на уровне работы развивающе-терапевтической психологической группы.
В заключение данного авторского обзора хотелось бы привести резюме, представляющее собой манифестацию именно архетипического смысла. Это цитата из записок одного сибирского охотника, который в среде своих коллег слыл наиболее авторитетным специалистом по охоте на волка: «Когда бьют собаку, она визжит и лает. Если бьют волка, он терпит молча, как бы сильно ни били. Разве что глухо зарычит сквозь зубы. Собака всегда надеется на человека и потому зовет на помощь. Волк всегда один. Ему надеяться не на кого».
Автор статьи: PHD. Александр Сагайдак
Председатель Психолого-Философского научного сообщества, руководитель Психологической Ассоциации «Теурунг»