Актуальность темы и постановка проблемы и состояние её изучения,
связь с важными научными и практическими заданиями.

определена не только и не столько медицинскими проблемами (медицинскими проблемами «0»-пациента, скоростью создания вакцины против вируса, скоростью распространения заболевания и т.п.), сколько социальными проблемами в значении взаимодействия людей друг с другом, влияния пандемии на социальные, политические, экономические, культурные сферы, процессы трансформации социальных институтов и структур, динамики социального процесса как в процессах управления и организации, так и самоорганизации.

Автор предлагает воспользоваться арсеналом анализа социологических методов и подходов. Основной проблемой статьи является проблема исследования влияния пандемии на современное общество с его информационной, когнитивно-инновационной и гиперреальностной определенностью. В статье автор исследует феномен пандемии, его влияния, как глобальной угрозы и опасности, на микро, мезо и макросоциальные структуры и организации, на основные институты общества и международные институции. Пандемия становится как процессом социальной «заморозки» в широком смысле, (в значении любых отношений между людьми), так и социальной, политической, экономической и культурной связанности; как общественной, так и международной связанности государств и международных институций.

 

Ранее не исследованные части проблемы

Проблема социального влияния пандемии, как глобальной и массовой угрозы и опасности, на отношения между людьми в информационном, оцифрованном мире, является новым явлением в социокультурном пространстве, поскольку масштабирование и тиражирование страха и паники усиливается симуляцией и фантазмами наравне, а иногда и значительнее, чем реальные процессы.

 

Новизна изложенного исследования

Новые смыслы и новые вызовы распространения страха, паники, изменения систем социальной связанности под влиянием пандемии определяют специфику новизны изложения исследования. Новизна проявляется в использовании различных уровней теоретического осмысления социологии и социально-философской рефлексии феномена для определения тенденций пандемии в социальном измерении, а именно в микросоциологии, исследующей референтные отношения и личностное измерение взаимодействий, мезосоциологии, исследующей социальное поведение и деятельность в группах, общностях институтах и организациях, макросоциологии, в исследовании глобального измерения процесса.

Объектом нашего исследования стало влияние пандемии на социальные связи и отношения. Предметом исследования стало влияние феномена пандемии, как глобальной угрозы и опасности, на микро, мезо и макросоциальные структуры и организации, на основные институты общества и международные институции. Целью нашей научной разведки является исследование тенденций и последствий влияния пандемии, как глобальной угрозы и опасности, на микро-, мезо- и макросоциальные структуры, и организации, на основные институты общества и международные институции.

 

Изложение основного материала

Начнем с вызовов и перспективных проблем, определяющих тенденции будущего, того, что интересует людей с вопросом: «А что же будет?».

Мир и мы в мире оказались в совершенно новой реальности социальных и международных отношений, теперь разрывы полностью поставили на повестку дня развал Евросоюза и мероприятия по его сохранению. Поскольку все стали ограничивать внешние связи (напомню – экономика Германии – ее 50 % держится на экспорте), а ядром Евросоюза является связь Франция — Германия. Связь трещит уже даже не по швам, а напрочь. Теперь все понимают, что в кризисе – каждый сам за себя!

В гиперреальность реальный вирус оказывается менее страшен, чем действия правительства и политиков, «хайпующих» в интернете и СМИ на «жёстких», но не адекватных, мерах. Хайп и масштабирование своего влияния при поддержке в страхе «молчаливого большинства» стали фактором отрыва от земли политиков и появления сначала ложной беспомощности, потом ложного всевластия. Это всегда поле политического обострения. Следующим шагом будет череда политических кризисов.

Наше поколение ещё помнит книгу и многосерийный фильм с названием «Открытая книга» Вениамина Каверина, в главной роли в фильме снималась талантливая актриса Ия Савина. Фильм, как и книга, был о подвижниках, ученых, изучавших борьбу с вирусами, и как они пробивали науку против интриг и политики. Так вот, борьба с эпидемией предполагала локализацию очагов, работу профессиональных бригад врачей и профилактические мероприятия. «Вопросы на засыпку» – какие врачи-специалисты участвуют в решении об остановке передвижений, какая локализация проводится и как, какой штаб создан, какие бригады врачебного реагирования, какие запасы медикаментов и какие государственные заказы пошли в украинской фармацевтике, какие переговоры о вакцине, например, с Китаем делаются. Вместо этого просто останавливается экономика Украины, в солидарность и тиражировании действий Евросоюза. Причём сверхприбыль получает авиакомпания за авиаперевозки на украинцах, оказавшихся за границей и в потерях денег украинцами за невыполненные перелеты, которые запланировали, но не полетят куда-то.

Ситуация с пандемией обнажила всю слабость и неготовность государственного управления в организации «передовой», защиты общества от глобальных угроз, а это область науки, образования и практической медицины:

Во-первых, как оказалось, в мире не так много национальных лабораторий 3 и 4 уровня, способных изучать и разрабатывать вакцину и тесты против вирусов пандемии. К тому же, такие лаборатории, находящиеся в зоне возникновения пандемии, автоматически становятся объектом обвинения. Одновременно именно эти лаборатории в массовом сознании и конспирологических теориях рассматриваются как первооткрыватели тех или иных видов бактериологического и вирусного оружия и вероятность этого достаточно высока. Отсюда возникают вопросы контроля, ограничения, и в лучшем случае запрета на все виды такого типа оружия.

Во-вторых, неготовность практической медицины перед угрозой коронавируса проявилась в незащищенности медиков в техническом обеспечении, неподготовленности к разворачиванию временных походных больниц, мобилизации волонтеров с медицинской подготовкой и отсутствием дееспособных военврачей. Оказалось, что медицинская реформа, проводящаяся одновременно с сокращением финансирования и вводящая врача в избыток несвойственных задачам лечения функций и «тенизацией» в зарабатывании «достойной» зарплаты, создала ситуацию дискриминации в социальном престиже врачей, нежелании, вплоть до увольнения, работать в рискующих условиях. Все это проявило разрушение философии высокой миссии врача в обществе.

Военные врачи, как одна из самых уважаемых воинских профессий, оказалась в тени, кроме разве, что врачебной помощи РФ Италии, что сразу же стало рассматриваться как проявление «мягкой силы» по Джозефу Наю.

В-третьих, заболевание врачей первой помощи и лечащих врачей вирусологов поставило вопрос о возможной эффективной организации и конфигурации медицинского лечения и помощи. Как выяснилось, трафик больных и «тревожных» (которые хотят удостовериться в своем здоровье) может не только заблокировать работу медучереждений, но и не рассчитан на эффективную работу.

В-четвертых, информационная цивилизация показала неготовность работать большинства медицинских учреждений для профилактики и пропагандирования необходимых мер в основных каналах массовой коммуникации. Только известный популярный ведущий медицинских программ доктор Комаровский Е.О. и Ляшко В.К., главный санитарно-эпидемиологический врач Украины, заместитель министра здравоохранения Украины, успешно справлялись с этой задачей. Ни сотрудники министерства, ни исследователи институтов соответствующего профиля НАН Украины, ни отраслевой Академии медицинских наук Украины, не осуществили соответствующую работу. Отсутствие официальной информации породило слухи и циркуляцию в референтных сетях недостоверной информации. Даже Киевская государственная городская администрации в своем решении опиралась на «фейковый» прогноз НАН Украины, который был опровергнут этой академической организацией.

В-пятых, принятие решений органов государственной власти и местного самоуправления неадекватны, эти органы оказались не готовы к взвешенным решениям по отношению к пандемии, в локализации и закрытии не столько потоков людей из зоны пандемии, сколько не разрушению собственной экономики, действиям в рамках законодательства (с учетом чрезвычайной ситуации) и локализации медицинского кризиса без расширения его последствий на экономическую, социальную, политическую сферы. Механизмы подобного масштабирования и тиражирования кризиса через символическое и реальное «замораживание» связанности отношений опишем ниже.

В-шестых, сюда же можно отнести отсутствие резервов государства для эффективных действий в чрезвычайных ситуациях, а также негативно окрашенный «государственный эгоизм» как перекладывание своего напряжения на плечи своих граждан или другие государства. Отсутствовало и быстрое переключение государства на государственный заказ на технические средства защиты и лечения, фармацевтической промышленности на обеспечение как науки, так и практической медицины в решении поставленной задачи.

В-седьмых, государство использовало больше инструменты дисциплинирования и насилия в решении проблем пандемии, чем использовало медицинские стратегии разрешения пандемии. Так в центре решения задач «закрытия» государства и «замораживания» социальных (как, впрочем, и других) контактов оказались правоохранительные органы и таможенная служба.

В-восьмых, практически отсутствовала профессиональная медицинская статистика и социология медицины, демонстрирующая точные методики фиксации заболевших, выздоровевших и погибших. Отсюда, в массовом сознании и общественном мнении доминировали две радикальные точки зрения: власть скрывает реальные масштабные цифры заболевших и погибших, и, наоборот, власть гиперболизирует и преувеличивает минимальное количество заболевших и умерших (приписывая к жертвам коронавируса иные заболевания и смерти).

Отсутствие эффективного включения «первого эшелона» обороны от пандемии привело к важнейшим глобальным смещениям в массовом сознании: к спонтанному поведению при наличии угрозы жизни. Создание индивидуального запаса питания и случайных массовых ажиотажных покупок; дискредитации власти и переключение в мифологическое и религиозное мировоззрение, с «задабриванием сил» неопределенности ритуальным поведением, часто означающим психоз; концентрация внимания на информационные потоки описания «угрозы» и появление избыточности, напряжения и акцентуирования на одной глобальной проблеме, тиражирование страхов и панического поведения; сублимация страха на эрзац-обьект (пользуясь терминологией Конрада Лоренца) – при отсутствии решения вызова и возможности влиять на причину, создается эрзац объект в агрессии, выплескивания энергии напряжения в отношениях свой-чужой.

Отсутствие эффективности первого эшелона, способного решить задачи непосредственной угрозы вируса, его локализации и создания диагностики и лечения больных, при гуманном отношении к людям, приводит к переходу ко второму «эшелону» действий государства, а именно к ограничению связанности людей и борьбой с людьми, а не болезнью людей с помощью системы узаконенного насилия, а также переключения поведения людей в масштабировании кризиса на другие сферы жизнедеятельности общества.

Инфляция, ограничение перевозок и перемещений ударили по малому и среднему бизнесу непосредственно – это единственный заработок этих людей. И это создало потребность в регулировании этих функций и сфер. «Финансовые подушки» (индивидуальные, семейные и организационные ресурсы) за время карантина максимально вытягиваются в направлении компенсации галопирующего роста цен и компенсации сокращения семейных доходов.

Под предлогом эпидемии в Европе уже идёт (у нас ещё впереди) передел менеджерских позиций и крупной собственности, последняя быстро обесценивается, сокращением связей от обратного (сокращение активности потребителей), обоснование и разрыв цепочек экономических связей в форс-мажорных обстоятельствах, часто фантомное выдается за реальное. Это уже не вопрос медицины, а вопрос экономики и политики, и соответствующей культуры.

СМИ стали основным спусковым механизмом паники и безумия, а не включения рациональности, логики и ответственности граждан за свои действия. Необходимость четкого, безопасного и удобного для обращения граждан в медицинские учреждения и скорости включения механизма диагностики и лечения при подозрении на заболевание, тест и понятная схема лечения, транслируемого профессиональными медиками – все это отсутствовало и было компенсировано объемом информации, ток-шоу, экспертными оценками непрофессионалами. Напомню в Ухане в Китае для лечения сразу построили специальные больницы, локализовали больных, локализировали территорию, и уже официально их закрыли после ликвидации эпидемии. У нас останавливали экономику. Направленность действий и количество больных серьезно отличались: так знание скорости распространения, инкубационного периода, и темп организационных действий и противодействия отличается при изучении ситуации в очаге возникновения (впервые) и на последующих территориях (уже при известном результате на другой территории).

Эпидемия стала серьезным оправданием несоблюдения закона при включении «второго эшелона», не принимается закон об эпидемии, не привлекаются эксперты – медики, вирусологи, экономисты и политологи – к моделированию ситуации, постоянному мониторингу и предложению адекватных действий. Действия по ограничению и включение правоохранительных органов (не для обеспечения медицинского кризиса, а для ограничения людей, подозреваемых в заболевании, без анализа территории прибытия, уже охваченной эпидемией или нет, фиксации контактов и потенциальных контактов в локальном передвижении, диагностики заболевания и т.д.), часто нарушают Конституцию и законодательную базу.

На этом этапе мифологизация сознания «свой-чужой» подкрепляется символизацией такого разделения. Например, символами «чужого» становятся следующие атрибуты: прибытие из заграницы, от противоположного, те, кто отличаются от «своих», а именно, «свои» в «масках» и соблюдают все навязанные нормы (вне зависимости от их реальности и эффективности), «свои» быстро подчиняются ограничениям, «свои» также паникуют, как и «мы»; «чужие», они не доверяют «символическому государству» (мы» передаем ответственность за нашу безопасность символическому «государству», а они нет) и т.п.

Эта символичность «своих» и «чужих» становится прекрасной почвой для авторитаризации власти и лояльности граждан к нелегитимным действиям в сфере узаконенного насилия. Формируется новый мир «прозрачности зла» по Ж. Бодрийяру в сочетании с неофеодализмом по Умберто Эко, в ограниченности и закрытости территорий, что сопровождается популистскими заявлениями (хайпом) в абсурде политиков и лояльности молчаливого шепчущегося большинства. Надежда на мир, святящийся смыслом, может быть потеряна окончательно. Символом этого мира являются виртуальные очки на рекламе Водофона, поскольку основные контакты перемещаются в онлайн, мода на защитные маски, селфи людей в масках, при этом отражают как реальную заботу о здоровье, так и лояльную практику граждан. (Зарисовка на фото аэропорта в Лиссабоне- фото автора).

На втором этапе в столкновении со вторым эшелоном защиты общества проверяется на прочность рациональность, культура и гуманизм общества, и чаще всего в соединении с паникой и неадекватными действиями по разрешению ситуации мы видим хрупкость институтов права, экономики, образования и культуры. Паника не только демонстрирует хрупкость социальных институтов и организаций, но в групповой панической солидарности, массовом поведении происходит масштабирование волны кризиса в сторону распространения кризиса из медицинской сферы в экономику, право, политику, культуру. Происходит формирование высоты волны в соответствии с ударом по основным институтам общества и международного сотрудничества и дальше «высота волны» формирует динамику волн. Волна прежде всего атакует социальность и экономику жизнестойкости.

 

 

Атакованная социальность

Вирус, создавший панику (сейчас не обсуждаю обоснованную или нет), создаёт новые практики социальных отношений и разрушает часть предыдущих. Например, формируется увеличение социальной и физической дистанции между людьми, поскольку это обосновано гигиенической безопасностью. Формируются новые предметные посредники в общении между людьми (пластиковые шторы в аптеках и кассах, после рукопожатий бактерицидные средства). Люди отказываются от привычных рукопожатий, делая жесты кулаками. Иными словами, сокращаются тактильные и близко дистанционные практики общения, они вызывают страх и недоверие. Транспорт и торговые центры не являются исключением. Исключение составляет лишь ближний круг, семейный, но именно опора на семейный круг привела к массовому поражению в Италии. Именно удар по референтной контактной социальности, которая является базовой, и страх к основным «опорам» человека создаёт новый фактор напряжения и паники. Результат ещё впереди. Кстати, метафора европейской семьи оказалась разрушена и этими процессами разрушения социальности.

Индивидуализация и атомизация как массовая практика переключают к большей активности в онлайн реже в офлайн. Так, в Италии попытка сохранения контактной и пусть с большей дистанцией солидарности приводила к пению на балконах и т.п. В онлайне люди пытаются встроить свои страхи и панику в комментарии, отстаивая свою паранойю и увеличение дистанции в социальных отношениях, создавая оправдание: все они – другие, они – угроза. Эти разрывы усиливают процессы потери в социальном доверии и усиливают ощущение войны «свои — чужие». Так, уже одни страны не готовы простить отсутствие солидарности другим, и, наоборот, солидарность и информационный хайп становятся важнее профессиональных действий. Разрушение социальности ведёт к перемещению социальной активности в онлайн, люди в изоляции перемещают жизнедеятельность в гиперреальность социальных сетей. При этом страх в индивидуальном исполнении повторяется и масштабируется, поскольку не происходит эффект коллективного разума и мужества рациональности, а тиражируется в массе социальных сетей. Проверка информации затруднена и требует научного и масштабного видения.

В социальной структуре общества деструктивные процессы тоже происходят не равномерно, под основным ударом эпидемии оказываются, прежде всего, люди с ослабленным иммунитетом: старики, дети и люди, любого возраста с хроническими или тяжелыми заболеваниями, малообеспеченные люди, которые плохо питаются (бедные и плохо образованные люди, не знающие основ санитарной безопасности) или находятся в антисанитарных условиях (бездомные, нищие, бродяги, а также в теневом быстроконтактном бизнесе, которые не подконтрольны правоохранительным системам (проституция, наркомания и т.д.).

Поскольку мероприятия по ограничениям социальных контактов во многом замораживают «социальные связи», в том числе и деятельность социальных структур, амортизирующих социальные проблемы, речь идет, прежде всего, о социальной работе и волонтерских мероприятиях. Одновременно, это касается и теневых структур в криминальном бизнесе. Лишившись социальных опор и поддержки в привычном для них мире включенные в отношения социально помощи и криминала слои населения оказываются брошенными и создают определенную социальную почву для бытовых правонарушений в условиях паники, в случае утраты контроля правоохранительными органами. Усиливают ситуацию обострение отношений «свои-чужие».

Кстати, зависимость качества питания, иммунитета и выживания в эпидемиях в истории досконально изучал Фернан Бродель.

Уязвимыми являются пенсионеры и пожилые люди, не имеющие социальной опоры в семье или территориальных контактах (в подъезде, доме или территориальной громаде), поскольку они не только уязвимы с позиции заболевания, но и с позиции поддерживающих социальных контактов (покупки продуктов, общения в социальных сетях, онлайн и т.д.).

Социальная база аномии и протестных настроений формируется и в среде пострадавшего бизнеса, эшелонов защиты, оказавшихся без поддержки государства и политиков, отнесенных к «чужим» или в идентичностях расколотого общества.

Усиливают ситуацию напряжения вокруг сокращения как физического, так социального пространства контактного взаимодействия домом и квартирой, как известно сжатие пространства всегда формирует специфичное социальное напряжение (как например, в закрытых коллективах – в армейских казармах или в тюрьме). Как известно, прекращение посещения и передачи еды в тюрьмах Италии привело к фактам бунта и сопротивления администрации, побегам. Это напряжение может усилить и проявления семейного насилия или суицидальных проявлений. В молодежной среде формируется протестная культура, как нарушения запрета собираться, так и недоверия любым ограничительным мероприятиям, особенно если стиль жизни тех или иных молодежных субкультур характеризуется одобряемым в субкультуре бунтарским или антиобщественным поведением, при слабости институтов образования и воспитания, недееспособности правовых институтов или слабой институциализованности криминальных территориальных субкультур (молодежь на территориях, контролируемых культурно устойчивой организованной преступностью, такой как мафия, ндрангета или каморра будет нарушать уже криминальный порядок).

Макросоциологические процессы (которые исследуются макросоциологией) государство при слабости организационных и управленческих процессов разрешения ситуаций в возрастании противостояния «свой – чужой» политизирует и создает канал передачи напряжения ее целевой ориентации либо на оппозиционные партии, либо на иные государства («угроза из-за границы»), обычно противостояние с непосредственными соседями более напряженное, чем с отдаленными (эту этологическую закономерность когда-то установил К. Лоренц).

Эти макросоциальные процессы обостряют недоверие в составных политических объединениях, с обострением сепаратистских настроений, с поддержкой иных геополитических игроков, а, например, не лидеров Евросоюза (Германии и Франции), к которым сначала адресуются завышенные ожидания защиты, опеки, организации преодоления опасности, потом разочарование формирует обиду или даже ненависть. Подобные процессы могут происходить в характеристиках напряжения центра и периферии, разлом в которых может стать резонатором мифологемы «свои-чужие». Такими демонстрациями стали в Италии снятие флагов Евросоюза и постановки флагов РФ после предоставления помощи в виде военных медиков.

Подобные процессы проявляются в завышенных ожиданиях от международных институций, которые подпитываются как раз многосоставным характером и связанностью международных отношений.

Международная социальная связанность находится под таким же давлением, а иногда и большим, чем социальная референтная связанность. Именно поэтому пандемии (обращаем опять же к работам Ф. Броделя) часто предшествуют или сопровождают глобальные войны и революции. Есть надежда, что мир устоит, но уж точно мир меняется…

 

 

К политэкономии и критике политэкономии пандемии.
К вопросу о макросоциологии

Классическая политэкономия исходит из вопроса, как отношения вокруг собственности, производственных отношений и производительных сил определяют политику как концентрированную экономику. И когда вторгается пандемия, что тогда происходит с экономикой и политикой? Американец российского происхождения, нобелевский лауреат Василий Леонтьев доказал необходимость межотраслевого анализа, в котором особое место занимает транспортная связанность. Так вот, первый удар действий по борьбе с пандемией, как ни странно, пришёлся по транспортным системам, поскольку борьба ведётся не с коронавирусом, но с людьми (под предлогом, что именно они распространители или носители), удар пришёлся по связанности авиа, железными дорогами, автосообщениям, создания систем фильтрации (блок постов на территориях, даже не признанных территорией эпидемии, обоснованием является пандемия, глобальность эпидемии). Хочу подчеркнуть – происходила не локализация территорий заболевания, а локализация людей, проживающих на территории. Так, в Ломбардии разрешили выезд людей, не проживающих на этой территории, без обследования и тестирования – это стало основой распространения вируса людьми.

При этом граждан, например, Украины, возвращали максимально поднимая стоимость билетов на МАУ (Международные авиалинии Украины). В результате вместо локализации заболевших и контактных с ними людей произошло создание барьеров и «замораживание» транспортной связанности как экономики, так и глобальной экономики. СМИ сделали также своё «чёрное дело» паники и расширения заморозки, но уже «социальной связанности». «Заморозка» связанности была усилена «заморозкой» экономических связей – цепочек поставок и офлайновых отношений «потребитель -поставщик-производитель» (об этом упоминает в своём выступлении Генсек ООН), «заморозки» как обоснованной – массовых мероприятий, так и необоснованных – сферы обслуживания, малого и среднего бизнеса (особенно привязанного к системам связанности).

Казалось бы, приоритет медицины, создания специальных медицинских пространств (как в Китае постройки новых больниц) должен был быть бесспорен, и полиция и военные должны быть использованы для решений только задач локализации при доминации позиции профессиональных эпидемиологов. Но у нас все было переведено не в медицинскую плоскость, а в плоскость админпротоколов для бизнеса, что определило тенденцию партизанского теневого выполнения обслуживания (по своим), а также старых и новых форм коррупционных схем. Оказалось, что разрушенная санитарно-эпидемическая служба, нефинансирование украинской науки, исследующей вирусы и бактерии, отсутствие специалистов, способных решать кризисные задачи, и отсутствие современных лабораторий и научных школ, стали фактором повышенной опасности пандемии.

Следующей тенденцией стало выкачивание финансовой подушки у большинства населения при повышении цен, курса доллара и евро, что определило своеобразный налог на заморозку или на пандемию, только идущий точно не на решение проблем.

В глобальном измерении начался передел глобальной собственности при обесценивании глобального бизнеса, чувствительного к транспортной «заморозке».

В политическом измерении появилась тенденция неопротекционизма, как государственного присвоения регуляции обмена, распределения, потребления и косвенного, но существенного, влияния на производство. Глупость в принятии государственных и муниципальных решений (на основе масштабирования и повторения решений основных глобальных игроков) приводит к новым отношениям симуляции управления и снятия персональной ответственности, в хайпе СМИ под будущие выборы. Авторитарные режимы оказались более дееспособны, например, в Белоруси или в Китае, а это серьёзная угроза демократии и либерализму. Как в известной фантастике, например, глобальный страх и паника всегда приводят к тоталитаризму, радикальному протекционизму и консервации лживых режимов.

Экономический и политический мир меняется в ударе «волны» по основным экономическим и политическим институтам.

 

 

К социологии экономики и экономической
специфике пандемии коронавируса

Начнём с тезиса, который активно обсуждается экономическими прогнозистами в США. Закрытие крупных глобальных массивов экономики уже окрестили «Великим прекращением» по аналогии с «Великой депрессией». Так, Говард Дж. Шац, старший экономист, специалист в международной экономике и развитии, утверждает, что влияние пандемии на экономику США – это четвёртый по уровню падения экономический кризис в истории США после Первой Мировой войны, Второй Мировой войны и Великой депрессии.

В США прогнозируют падение ВВП на 12 % во втором квартале (кризис 2008, а сравнивают чаще с ним по мерам стабилизации, в четвёртом квартале составлял 8,4 %). США планирует 10% (десятину) направить на разрешение проблемы. 1,8 триллиона долларов – прямая помощь физлицам, 350 млрд. – малым предприятиям, а это 33 процента всех сотрудников, работающих в фирмах с количеством занятых до 100 человек, 500 млрд. – другим предприятиям за счёт, прежде всего, кредитных гарантий. Конгресс предлагает при условии заполнения деклараций физлицами выдавать 1000-1200 долларов, на детей – 500. Экономика США составляет 21,4 триллиона долларов [3].

Итак, коронавирус в «заморозке» – дело очень затратное и опасное для работающих в разных сферах экономики, к тому же такие меры угрожают определенными «потребительскими» ожиданиями и иждивенчествам, но это понятно – впереди выборы Президента США, да и в других странах электоральную проблему для власти никто не отменял.

Геоэкономически связанность США составляет 15% импорта из Китая и 7 % экспорта в Китай, и связи уже восстанавливаются (но приход коронавируса в США, на наш взгляд, составляет вторую волну заморозки). А ещё 34% экспорта в ЕС и 30 % импорта из ЕС [3]. Отметим, что практически никто не обсуждает процесс двойной заморозки в отношении глобальных игроков, а тем более лимитрофов (пограничных, транзитных государств – об этом положении Украины когда-то хорошо писал Горбулин В. и Михальченко Н.).

Скорость выхода из экономической «заморозки» означает преимущества на глобальном рынке при экспансионистском экономическом поведении, и в этом ранний выход Китая, Южной Кореи и Японии, а также не стоит недооценивать мировые криминальные финансовые системы, о которых пишут криминологи А. Никассо и О. Мальцев, обладают преимуществами на «размороживающихся рынках».

Обнищание и рост безработицы становятся социальной базой для радикальных политических, криминальных и теневых движений в глобальном масштабе, где транзитные государства становятся под ударом.

Подведём итоги по отношению к Украине, понимая особенности экономических отношений глобальных игроков и лимитрофный характер нашего государства:

  • Первое, солидарность и копирование действий глобальных игроков (США, ЕС, Китая) не учитывает специфику не их экономического масштаба, не специфику государственного устройства. Так, «демократические» страны пытаются самортизировать падение механизмами рынка, авторитарные страны в максимальном контроле граждан и государственным регулированием сфер экономики. У нас предлагаются меры авторитарные в преодолении пандемии, но экономических ресурсов недостаточно для предлагаемых демократических рыночных мер (надежда на помощь извне сомнительна).
  • Второе, «заморозка» как решение кризиса охраны здоровья требует осторожности в масштабировании кризиса на другие сферы. После печального опыта Италии все аналитики предлагают не распространять на финансовую и экономическую сферу, поскольку будет цепная реакция и на социальную и политическую сферы. У нас все несколько иначе. Государство как инструмент коррупции и давления на малый и средний бизнес использует полицию, прежде всего, для админштрафов и ограничений. Сферы обслуживания, транспорта, перевозок, госслужба, образование и малый бизнес, крупные предприятия и сферы производства находятся под угрозой (см. Табл.1 Статистику занятости в Украине).

 

Табл.1 Статистика занятости в Украине в 2012-2018 гг.

 

 

  • Третье, сфера здравоохранения требует финансовых вливаний для совершенствования скорости идентификации и лечения больных без тоталитарных методов и насилия. Медицинская наука, вирусология и биохимия, как оказалось, не только недостаточно финансируются, но и потеряли свой научно-исследовательский потенциал, как в отсутствии лицензированных, исследующих вирусы лабораториях, так и в отсутствии прикладных исследований в этом направлении. Следовательно, Украина стала зависима в глобальных болезнях в пандемиях от геомедицины (медицины глобальных игроков, от которых ждут вакцины и тесты) и солидарности уже с ней.
  • Четвёртое, СМИ вывели в обсуждение такое количество мнений, страхов и фантомов во время пандемии, что ещё раз убеждаешься, что экономика тоже находится в гиперреальности. Но на украинском ТВ даже были заявления «экспертов», что больные – это и жертвы, и убийцы, поскольку заражают других людей (борьба переключилась с эпидемии на борьбу с людьми). Формируются новые экономические отношения будущего мира.

Одновременно в макроэкономических отношениях и в международной политике происходит увеличение нагрузки на международные институции и глобальные субъекты, поскольку именно их решения тиражируются глобальной периферией и при отсутствии эффективных решений доверие и легитимность их (глобальных субъектов) падает, формируется фрактальность паники и неэффективности, усилитель «волны кризиса». Одновременно нарастание «волны кризиса» в масштабировании как «высоты», так и пространства влияния, создает страх и условия для недееспособности субъектов, принимающих решения на глобальном уровне и беспомощность тиражируется по всем отношениям в глобализированным мире. Замороженная и атакованная социальность во всех сферах создает как хрупкость общественных систем, так и социальную базу агессивных процессов в резонаторах «свои – чужие».

 

 

Выводы.
Подведем итоги нашей научной разведки.

Первым выводом, является, что пандемия вне зависимости от реального или виртуального характера ставит определенные требования и создает сильное напряжение в двух основных эшелонах защиты общества. Первый эшелон – это эшелон профессиональной сферы, которой принадлежит опасность, в пандемии – это медицинская сфера. Поскольку угроза и опасность глобального уровня, поэтому требованием является масштабирование защитных свойств общества. Государство как основной организующий институт (альтернативой является только гражданское общество с возможностью сетевого масштабирования) должно в этот момент усилить первый эшелон материально, организационно и процессуально к готовности на упреждение решить эту задачу.

Речь идет о мобилизации науки, диагностики и подготовки организации и процесса диагностики, идентификации болезни и лечения. Если государство в глобализированном мире делегирует свои функции глобальным игрокам и халатно отдает решение своей медицинской сфере, не подкрепляя ее возможностями других сфер общества (экономической, политической и т.д.), то происходит масштабирование через мобилизацию паники (в отсутствии организационных действий, актуализации проблемы СМИ и тиражировании страха через гражданское общество и сетевые информационные структуры).

Уровень масштабирования паники формирует уровень волны кризиса. Второй тенденцией масштабирования является преобразования первичного кризиса (в нашем случае медицинского) в другие сферы жизнедеятельности общества.

🔴 Образование высоты волны кризиса на первом этапе формирует пространство поражения волной на втором этапе. «Волна кризиса» формирует пространство поражения одновременно с включением второго эшелона обороны общества, а именно воплощение государственных решений бороться не с вирусом (причиной), а с людьми, заболевшими или потенциально способными заболеть, вместо медицинских мероприятий вводятся мероприятия дисциплинарные и узаконенного насилия, причем часто с нарушением законодательства. Формируется упрощение организационных действий – «заморозка» социальных, экономической и другой связанности, основные институты и организации, бизнес чувствительный к заморозке связанности, социальные группы становятся максимально уязвимыми. Заморозка формирует «хрупкость» структуры, под ударом находятся структуры в цепочках отношений в экономике, например, «производитель-поставщик-потребитель». Государство из шока отсутствия управления переходит в иллюзию всевластия, поскольку включен эшелон правоохранительных органов и силовых структур, при этом общество уже делегирует решение государству, находясь в панике.

Амортизация высоты волны переходит в волны и отраженные волны во всех сферах общества, прежде всего, в экономической, а также, социальной, культурной, политической. «Мезоволны» на первый взгляд, если использовать метафору братьев Стругацких «гасят» глобальный «ветер». При этом формируется новое пространство и среда кризиса во всех сферах общества. Создается социальная база будущих потрясений.

🔴 Второй этап «заморозки» связанности и тиражирование волны кризиса во все внутренние пространства организации общества усиливается также формированием не просто паники, но и передачи напряжения с помощью образа «свои-чужие», в дальнейшем эта идентификация во всех сферах становится резонатором разрушения и деструкции. Второй эшелон защиты общества системы дисциплинирования и узаконенного насилия сталкиваются либо с полной «заморозкой» (легитимации не всегда легитимных действий основной массой), с другой стороны формированием и масштабированием социальной базы будущих потрясений, переходящей либо в массовые бытовые импульсные правонарушения (насилие в семье, драки и хаос в супермаркетах, мародерство и т.д.) или теневые нарушения и разрушение устройства общества, переход в авторитарные или даже тоталитарные системы правления, теневая, часто незаконная смена собственников, создание новых конфигураций и конфигураторов структуризации и функционирования общества и его международных отношений. Одной из основных сфер имитации или преобразования связанности становятся информационные оцифрованные пространства онлайн, интернета или виртуализированные пространства смыслов (почему во время эпидемий и пандемий создаются гениальные произведения и пространства новых смыслов). Именно в эти пространства мигрируют цепочки потребления и образования, фантомы социальных отношений. Кризис формирует гиперреальность как сферу «убежища».

🔴 Третий этап обладает основой еще на первом этапе и полностью разворачивается в конце второго, он определен международными отношениями и включает «третий эшелон» дипломатов, службы таможенников и пограничников, политиков. Третий этап — это взаимодействие в международных и глобальных волнах кризиса.

Если два предыдущих этапа формировались по образу цунами, то третий этап – это этап шторма в кризисных пространствах глобальных и международных отношениях. Так, «страна», а чуть позже и страны эпидемии определяют их закрытие международным сообществом, что одновременно означает «заморозку» импорта из нее и ограничение экспорта в нее. Международная волна кризиса масштабируется в сторону очагов поражения.

Вторая волна происходит в обратном направлении, появление эпидемии уже «защищающейся», вторичной стране пандемии означает сокращение экспорта и импорта уже по отношению к ней. При этом, если в странах первичного поражения уже наступает фаза выздоровления от пандемии, то эти страны начинают искать возможности компенсации экономического и политического кризиса за счет стран-«обидчиков», не поддержавших или усиливших внутренний страновый кризис. Эти страны при эффективных действиях по преодолению пандемии становятся экспансионистскими игроками в рисковых зонах экономических, политических, используя резонатор «свои-чужие» (кто помогает выйти из кризиса – свои, остальные – чужие) кризиса. Меняется ландшафт макроэкономической и макрополитической карты мира.

Так противостояние превращается в тренд, одновременно страны-субъекты разрешения кризиса (это не всегда предыдущие глобальные игроки, но чаще глобальные и региональные игроки) включают системы отношений «мягкой» и «умной» силы, значительно реже «жесткой» силы. Эти глобальные отношения и воздействия усиливают динамику «водоворотов» во внутриполитической и внутриэкономической сферах страны, возможны глобальные катаклизмы (войны и революции), но в любом случае страны, международные и глобальные отношения меняют структуры, функционирование, институты, общности. Именно на этом этапе изменения глобальных и массовых отношений определяют кросс-государственные сферы (пересекающие границы государств), поскольку необходимость и действия по преодолению кризиса в каждой сфере требуют глобальных, системных решений.

Мир меняется под влиянием пандемии существенно в «цунами» первых двух этапов, «шторме» третьего этапа и «водоворотах» четвертого, но уже точно не будет прежним.

🔴 Перспектива будущих исследований. Наша небольшая научная разведка является попыткой определить динамику, этапы и фазы формирования волн кризиса, механизмы тиражирования и масштабирования из кризиса медицинского (пандемии) в трансформацию кризисных явлений в другие сферы жизнедеятельности и международные, глобальные отношения. Понимание механизмов кризиса в динамиках «цунами», «шторма» и «водоворотов» направлено на формирование схемы моделирования реальных процессов социального взаимодействия, поиска темпоральности, стратегий и тактики эффективных действий в глобальной опасности на различных уровнях социальных субъектов, принимающих решения.

 

 

Автор статьи: Максим Анатольевич Лепский 
доктор философских наук, профессор, профессор кафедры социологии Запорожского национального университета, академик УАН, Председатель исследовательского комитета социального прогнозирования. Социологической ассоциации Украины (г. Запорожье, Украина)  waysensey@gmail.com
УДК: 141.7:316:004.77:316.613.4:355.586:616-036.21

Источник:
Вестник «Результаты работы ученых». Том 1, №2 (2020): Проблематика и аспекты криминологии в XXI веке